Q: Вы как-то сказали, что из-за недосыпания и постоянных разъездов в турне Вы начали превращаться в зомби. А как повлияла на ваш новый альбом музыка The Zombies?
МО: Ха-ха, забавно. Я люблю их песни, конечно. Прекрасный композитор… композиторы. Очень люблю вокал Колина Бландстоуна (Colin Blundstone). Да, они подарили мне много вдохновения — особенно альбом Odessey and Oracle с его звуковыми экспериментами, использованием меллотрона. Они превращали обычные поп-песенки в нечто большее. Мы, конечно, не пишем простых поп-песенок, но всякие фишки в их звуке вдохновляли нас на многие эксперименты.
Q: Это произошло в последние пару лет? Просто, по-моему, в ранних ваших альбомах трудно найти что-то от The Zombies или The Hollies.
МО: Да, их песни снесли мне башню только пару лет назад. Я давно собираю старые пластинки, но я почему-то никогда не обращал внимания на The Zombies. Однажды я закачал их альбом себе в iPod и пошёл гулять, слушая его. И это было просто Уау!, каждая песня — Уау! Как я раньше этого не слышал!?. Я чувствовал себя просветлённым. Это должно быть частью воспитания, каждый должен иметь этот альбом. Мир был бы лучше, если бы все слышали этот альбом.
Q: Почему их, по-вашему, знает не так много людей?
МО: Ну, я не знаю… они никогда не были крупной группой. У них было несколько хитов. She's Not There и Time of the Season — самые известные их песни. Но они распались прежде, чем вышел их второй альбом. Род Арджент (Rod Argent) создал Argent, Колин тоже занялся сольной карьерой, а про остальных парней я не знаю. Они не были так уж известны, но, на мой взгляд, этот альбом стоит в одном ряду с лучшими вещами The Beatles.
Q: А какие вещи The Beatles Вы считаете лучшими?
МО: Ну, всё с Revolver. Revolver, Magical Mystery Tour, Белый альбом, разумеется., Pepper, Abbey Road.
Q: Многие говорят, что Sgt. Pepper просто вышел в нужное время, а сами песни там похуже, чем на Revolver.
МО: Ну, это всё зависит от вкуса. На Revolver есть Tomorrow Never Knows — одна из лучших психоделических поп-песен, если не самая лучшая. Это веха в истории, с этой песни, по-моему, началась вся психоделия, а потом и прогрессивный рок. Это очень простая песня, она вся написана в одной тональности, там не меняется ритм, но звуковые эффекты и наложения сделали её вечной классикой.
Q: Я недавно говорил с одним диджеем, и он сказал, что иногда заканчивает свою программу этой песней, после чего люди расспрашивают его о ней, думая, что это что-то новое.
МО: Да, она не чувствует времени. Это огромный комплимент в сторону песни и группы, её написавшей. Она вечна.
Q: А как вся эта музыка повлияла на ваш новый альбом? Есть какие-то конкретные моменты?
МО: Ну, Odessey and Oracle был едва ли не единственным альбомом, который я слушал всё это время. Крутил его снова и снова. Что касается металла… знаете, многие металлические группы оказали на меня влияние, но мне уже не нужно слушать металл, чтобы писать металлические вещи. Сейчас я многим тяжёлым группам предпочту тех же The Zombies. Я могу работать по-разному. То, что я слушаю, может кардинально отличаться от того, что я сочиняю. Я не могу сказать, что вдохновило меня на написание той или иной песни, потому что это не всегда зависит от того, что я слушаю.
Q: Открывающую альбом песню Coil вы записали с фолк-певицей. Как вам пришла в голову такая идея?
МО: Я не собирался приглашать кого-то со стороны для работы над альбомом до того, как услышал её голос. Я всегда был против этого, хотел, чтобы мы сами всё записывали. Но я услышал её голос и просто влюбился в него.
Q: Что именно Вас поразило в её голосе?
МО: Не знаю, я просто полюбил его. Может, его простота. У меня была песня, и я не знал, как её применить, пока не услышал, как поёт Натали (Nathalie Lorichs). Я попросил её записать вокал для демо-версии этой песни. И это было просто волшебно. Я буквально прослезился, когда она пела. Еле сдерживался, говоря: Да, отлично записано, но мне надо отойти, ха-ха. Это волшебно, она просто изумительна. Я показал ей её вокальную партию, которая на интервал выше моей. У неё прекрасный музыкальный слух, она сразу поняла, что от неё требуется, и спела так, как надо, адаптировав партию под свой стиль пения. Пара дублей — и всё было готово. Это простая бардовская песня, которую поймёт каждый. И это сработало.
Q: На обратной стороне буклета Watershed есть фото с надписью Дорогой друг, это небольшой знак моего уважения, фотография сделана в мае прошлого года. Что это за фото?
МО: Я не могу сказать… это фото не имеет никакого отношения к смыслу этой надписи.
Q: Это секрет?
МО: Да, это один из тех маленьких… там множество таких деталей со скрытым смыслом.
Q: Я должен сам понять их смысл?
МО: Вы никогда не поймёте, ха-ха!
Q: Нет?
МО: Ха-ха, нет.
Q: А кто изображён на марке с конверта?
МО: Хм…
Q: Тоже нет? Вы не скажете, кто это?
МО: Многие уже поняли, кто это. Его зовут Хорге (Hörge), мы называем его так. Ха-ха-ха… он уродливый, чертовски уродливый.
Q: Да уж, у него есть пара странных черт в лице.
МО: Наши поклонники назвали его косоглазым убийцей. Наверно, он действительно выглядит, как косоглазый убийца. Он выглядит совершенно безумно.
Q: Когда вы создавали буклет и все эти детали, у вас был чёткий план или вы придумывали такие штуки по ходу дела?
МО: Да, у меня было много идей для оформления альбома. Раньше у меня были какие-то идеи, и Трэвис (Travis Smith) отражал эти идеи в своих рисунках. Но в этот раз у меня были чёткие образы, картинки в голове. Некоторые из них просто ужасны. Некоторые забавны, а некоторые серьёзны.
Q: А эта надпись забавна или серьёзна?
МО: Очень серьёзна. В ней нет ничего смешного. Ха-ха-ха… да это не так уж важно, чего вы так переживаете!
Q: Новый альбом называется Водораздел. Действительно ли он в корне меняет линию развития Opeth? Насколько он, по-вашему, связан с предыдущим альбомом Ghost Reveries?
МО: Они абсолютно разные. Единственное что их связывает — парни, которые их записали, та же студия, тот же звукоинженер. Но по части музыки я не думаю… ну, это Opeth. Но мы не черпали вдохновение из предыдущего альбома, хотя сами его и записали. Всё, что мы делали раньше, все наши корни — мы продолжаем нести это. Но при записи нового альбома я предпочитаю начинать с чистого листа, делать свежую музыку, не похожую на предыдущие записи.
Q: Возвращаясь к той надписи в буклете… это имеет какое-то отношение к уходу Петера в 2007-ом?
МО: Не скажу.
Q: Хорошо, а почему он ушёл?
МО: Ну, хм… по окончании турне в поддержку Ghost Reveries он устроился на работу. Я напрягся: Ты ведь уже занят в группе… разве нет?. Он ответил, что это никак не связано с группой, что он просто хочет найти применение своему высшему образованию. Я был не против, но с этого момента он начал отдаляться от группы. А потом решил уйти. Если честно, это не было шоком для меня. Он уже долгое время отстранялся от работы в группе, не участвовал в сочинении песен.
Q: Как долго?
МО: Последние лет десять.
Q: Почему же он ждал целых десять лет, чтобы принять окончательное решение?
МО: Вам лучше спросить его об этом.
Q: Может, Вы требовали от него полной сосредоточенности на группе, и поэтому он решил уйти?
МО: Да, я требую полной сосредоточенности на группе от каждого, кто играет в Opeth. Но с Петером было иначе — он ведь был в группе так долго. Я не мог указывать ему, что делать. Я сам полностью поглощён группой. Может, я давлю на остальных, прибираю всё к рукам… не знаю, я так работаю.
Q: А Петер говорил, что Вы давите на него?
МО: Ну… он сделал… он дал мне кассету с рифами, когда мы работали над Deliverance. Я слушал её и не мог найти хоть что-то интересное. Я пытался убедить себя, что тот или иной рифф не так уж плох и его можно будет использовать. Я дал послушать эту кассету Лопесу и Мендесу, и они оба сказали: Нет, это плохие идеи. Ты пытаешься убедить в себя в обратном, потому что не хочешь обидеть его. И я решил просто ничего не говорить об этом Петеру. Я не сказал ему, что мне не понравилось, а он не спрашивал. Мы не говорили об этом до того самого момента, когда он ушёл. Потом я спросил его: Ты был зол на меня? Или обижен тем, что ни одна из твоих идей не была использована?. Он ответил: Нет, я не был зол, но мне было непонятно, почему ты ничего не сказал. Я извинился и объяснил ему всё. Я не хотел, чтобы мы были любезны друг с другом, когда дело касалось сочинения музыки. Потому если ты хочешь быть милым парнем, то тебе придётся принимать от других идеи, которые тебе не нравятся. И он тоже никогда не говорил мне о моих песнях, которые ему не нравились. Но с того момента он больше никогда не предлагал своих идей. У него характер лидера и он всегда хотел творить, но у него просто не получалось творить последние десять лет. Если не считать, конечно, этой кассеты — одна-две минуты риффов. Мне кажется, он думал: Я им больше не нужен, мне нечего тут делать. Но он оставался в группе, поклонники всегда любили его. У нас с ним никогда не было ссор. Думаю, он просто не мог больше давать выход своему творчеству. Я не ограничивал его, хотя, по-моему, я имею право решать, что лучше для группы.
Q: А он не был против того, что большую часть музыки Вы пишете единолично?
МО: Нет, он не был против. Я смотрел одно интервью с ним… не знаю, было ли оно сделано до его ухода или после… он сказал что-то вроде: Майк настолько классный композитор, что мне не нужно самому что-то писать. Я не совсем согласен с этим, но, да, я всегда писал песни. Даже когда мы с ним вместе писали песни для первых двух альбомов, это выглядело примерно так: мы сидим с ним друг напротив друга, я прошу его сыграть какой-то рифф, а сам играю на его фоне что-то другое. Он редко предлагал свои идеи… нет, он сочинял что-то сам, но предпочитал работать над песнями со мной, потому что в таком случае это действительно давало результаты.
Q: Может, он понимал, что Вы значительно более талантливый композитор, и когда произошла вся эта история с кассетой, решил: Что ж, я действительно не так хорош?
МО: Мне ужасно неприятно обо всём этом говорить, но… на этой кассете просто не было ничего интересного. Это звучало, как неудачное пережёвывание идей с четырёх предыдущих альбомов. Он не предложил ничего нового, но и то старое, что он предложил, было недостаточно хорошо, чтобы это использовать. Я не услышал ясности, не понял, чего он хочет. Понимаете, я отказываюсь от многих своих идей, я не пытаюсь оградить всех от создания песен и записывать только свои вещи. Я пишу просто до хрена разного материала, и многие достойные идеи я так и не использую в песнях, очень многие. Если бы я принял то, что предложил Петер… я не могу быть любезным, милым парнем, если вы понимаете, о чём я. И, опять же, как я уже сказал, я пытался обмануть самого себя, используя его идеи только для того, чтобы он чувствовал себя частью группы. Хотя в глубине души я понимал, что мне не нравятся его идеи. И помимо всего этого Лопес и Мендес сказали: Это неудачные вещи, это просто дерьмо.
Q: Они поступили верно.
МО: Да, они были прямолинейны.
Q: Сейчас, спустя несколько лет, Вам не кажется, что лучше было бы сказать Петеру об этом?
МО: Да, лучше было бы сказать.
Q: Вы всё ещё в хороших отношениях с ним?
МО: Да, разумеется, мы друзья. Мы не держим зла друг на друга, он просто покинул группу. Как я уже сказал, у нас не было ссор, мы не ругались с ним. Поскольку я видел, как он отдаляется от группы, его уход стал облегчением для всех.
Q: А он слушал новый альбом?
МО: Да, я дал ему послушать.
Q: И что он о нём думает?
МО: Я получил от него e-mail: Мне нравится!.
Q: А он не сказал, какая песня ему больше всего понравилась?
МО: Нет, он не сказал. Он написал мне через пару дней после того, как я дал ему альбом, и после этого ничего больше не писал. Я думаю, ему трудно слушать этот альбом, потому что он так долго был частью этого. Может, ему и хочется быть плохим парнем, но он не из тех, кто желал бы, чтобы мы опустились, стали писать дерьмо и чтобы нас перестали слушать. Я уверен, он желает нам всего наилучшего.
Q: А что Фредрик привнёс в группу?
МО: Ну, он пишет музыку. Мы написали вместе с ним песню.
Q: Должно быть, это не очень приятно для Петера.
МО: Ну, с Петером мы тоже писали вместе поначалу. Фредрик предложил… он сыграл мне… я отверг кучу его рифов, очень хороших риффов, потому что не был в них уверен. Но был один рифф… он играл мне риффы по телефону, и в конце сыграл ещё один со словами: Ладно, сыграю тебе и его, хотя он мне не особо нравится… может, это вообще пустышка. Он сыграл его и я просто обалдел. Теперь это первый рифф в песне Porcelain Heart. Вот о чём я говорил… даже самый простенький рифф может зацепить меня и создать определённое видение песни. В данном случае, вся песня основана на этом риффе. Мы написали два или три разных варианта песни, пока не пришли к тому, что сейчас можно услышать на альбоме. Там было множество отличных идей с моей стороны, ещё несколько классных моментов с его стороны, но мы отвергли их и написали новую версию. И в итоге мы получили песню, которая была достаточно хорошая для альбома.
Q: Вы считаете, что писать целые песни — Ваш профиль в Opeth?
МО: Ну, я люблю писать песни, но я хочу, чтобы и другие предлагали свои идеи. Пер прислал мне кучу идей. Мы с ним написали одну песню вместе, бонус-трек. Многие его идеи мы так и не использовали. Знаете, я стараюсь не быть эгоистом. Я считаю, что это совсем не хорошо для группы. Иногда трудно понять, что если у тебя есть рифф… допустим, если Пер, Фредрик или Петер, например, предлагают какой-то рифф, то ты должен понять, что тебе делать с этим риффом. Это основная тема песни, это куплет или ещё что-то? Как нам его использовать? Но за всё время ни один из ребят не предложил целой песни. Петер никогда не предлагал целых песен, Пер не предлагал целых песен, Фредрик не предлагал целых песен. Я всегда был тем, кто соединял части воедино, делал целые песни. Есть большая разница между хорошим риффом и хорошей песней. Хорошего риффа мало, чтобы сделать хорошую песню, если вы понимаете, о чём я. Ты должен видеть, что будет после него, а что до него, когда надо снова его повторить, когда вступает вокал и всё такое. Ударные, опять же.
Q: А остальные знают, какой Вы хотите слышать песню Opeth?
МО: Я не знаю… возможно, они просто боятся предлагать что-то, потому что не хотят быть отвергнутыми.
Q: Да, и если бы они создавали целые песни, то они рисковали бы ещё больше.
МО: Конечно! Конечно, но ведь так же и со мной. Они ведь всегда могут высказать своё мнение о моих песнях!
Q: Когда работаешь в команде — например, в футбольной — ты должен быть очень самоуверенным, чтобы делать всё в одиночку. Надо быть сильной личностью, верно?
МО: Да… но… гм… ну… если бы… знаете, если бы они сказали мне: Вот этот рифф — дерьмо или Нам не нравится эта песня… я бы никогда не стал включать её в альбом. Понимаете? У меня есть эго, но… когда я предлагаю им песню, то это всегда полностью законченная песня. Это не простой какой-то рифф: Тра-та-та — ну как вам?. Это рифф, который имеет своё место в песне, окружённый вокальными партиями, ударными, клавишными. Там уже всё на месте. В таком случае гораздо легче определить, хорош он или нет. Может, они… я всегда прошу их говорить, если им что-то не нравится. Я же не буду орать: Ты уволен!. Ха-ха-ха! Я хочу, чтобы им нравились эти песни, чтобы они получали удовольствие, играя их вживую. Может, мне просто везёт, что им нравится большинство моих идей, а может…
Q: А может — что?
МО: А может, они просто боятся сказать, что это дерьмо, ха-ха! Вы вывели меня на чистую воду. Это одна из тех вещей, о которых я часто размышляю, но… это похоже на… понимаете, это то же самое, что сказать человеку: Ты урод. Или: Ты жирный. Эта песня — дерьмо… и ты жирный!. Это очень обидно. Думаю, именно поэтому я и не говорил Петеру. Я не хотел огорчить его, не хотел обидеть. С ним была особенная ситуация, потому что мы с ним писали вместе первые два альбома, а потом не писали вместе последующие четыре альбома. И тут он дал мне эту кассету. Представьте его состояние. Он ждал моего ответа, которого так и не последовало. И представьте, как я надеялся, включая эту кассету, что это будет классный материал. Действительно надеялся! А там… ничего. Я не услышал там ничего. Это была чертовски неприятная ситуация. Долгие годы я собирался сказать ему об этой кассете, но смог это сделать только тогда, когда он ушёл из группы. Мы болтали обо всяком, и тут я такой: Эй, Петер, а помнишь ту кассету?. А он ждал все эти годы. В конце концов, все мы… Мендес и Лопес тоже сказали, что её не стоит использовать. Но Петер и не давил на нас. Он не спрашивал: Ну, что скажешь о тех риффах? Есть что-нибудь интересное?. Такое впечатление, будто он знал, что мне не понравится. Уф… мне так неприятно обо всём этом говорить, но… я хочу, чтобы все предлагали свои идеи. И они предлагают! Трудно отвергнуть что-то. И я всегда говорю, как, например, в случае с Пером, что это классные идеи, но я не могу их использовать. Он говорит: Вот мои идеи, делай с ними, что хочешь. И это замечательно, потому что это снимает с меня всякую ответственность. Но когда ты отвергаешь чьи-то идеи, ты всё равно не можешь избавиться от чувства, будто ты говоришь: Я главный композитор, я начальник, я самый крутой!. Так будет всегда, потому что я был композитором с самого начала и остаюсь им. Думаю, поклонники тоже понимают это. Может, теперь они будут думать: О, может, эта кассета Петера была классной! Вот почему они сейчас играют всякое дерьмо — потому что они не использовали те риффы!.
Q: Ну, это вряд ли. Вы уже выпустили пару альбомов с того момента и ничего такого не произошло.
МО: Да уж… это… не очень приятно думать об этом. Я часто думаю об этом. Может, меня это не так угнетает, потому что я занят, постоянно в движении. Сочинил альбом — готово. Записал альбом — готово… знаете, сейчас мне пришла в голову одна мысль! Она немного смягчает всю эту ситуацию. Когда мы записали Ghost Reveries… он был написан, отрепетирован, записан, выпущен, и мы уже были в турне. Так вот, никто из парней — ни один из них — не сказал мне: Это хороший альбом, Отличные стихи, Ты классно спел, Майк. Я всегда хвалю их: Уау, вот здесь ударные просто чумовые. Но они не сказали мне ничего. Это продолжалось вплоть до одного интервью вроде этого. Парень спросил: Что вы можете сказать о своём новом альбоме?. Мне было очень досадно, я был обижен на них. И я ответил: Мне он нравится, а что думают остальные, я не знаю. Они сразу растерялись: А, эм… да, классный альбом, да. Понимаете? Я всегда думаю о том, как организовать ребят, как написать новый материал и всё такое. Поэтому меня воспринимают как эгоиста, который хочет сам писать все песни. Но я не скуплюсь на комплименты для остальных! Я написал… мы с Пером вместе написали The Grand Conjuration и Beneath the Mire, но в целом этот альбом я написал сам. И никто не сказал мне ни единого хорошего слова о нём. Понимаете? Я тоже обидчивый человек, у меня тоже есть чувства.
Q: Может, трудно хвалить кого-то, с кем работаешь так долго?
МО: Ну, мне не трудно хвалить кого-то. Может, когда ты весь погружён в работу, тебе не до комплиментов, но… но мне было бы приятно услышать: Хорошая работа. Или хотя бы просто: Круто. Хоть что-то, понимаете?
Q: Спасибо за интервью. Теперь Вам лучше отдохнуть.
МО: Да, счастливо. Уф…
- Faceculture — https://www.youtube.com/watch?v=IZyCy12lqgs
