МО: Привет!
Q: Как дела?
МО: Неплохо!
Q: Ты выглядишь хорошо.
МО: Спасибо! Мне действительно хорошо.
Q: Тяжело ли сейчас в турне?
МО: Да нет, не тяжело. Как обычно. Правда, мне стало чуть тяжелее из-за детей — у меня их теперь двое. Младшей всего год. Бывает тяжело, когда я в турне, сижу где-нибудь за кружкой пива, звоню домой и слышу жену — она взволнована, вся в домашних делах. А я в это время попиваю пивко на гастролях, понимаешь? Но это круто, я люблю играть концерты.
Q: Ты по-прежнему получаешь удовольствие от концертов, несмотря на разлуку с детьми?
МО: Да, я всегда наслаждаюсь живыми выступлениями. Я не люблю гастроли, не люблю постоянные переезды. Я бы хотел промотать врёмя вперёд до выхода на сцену, и после концерта быстро промотать до следующего шоу. Покончить с этим и всё.
Q: Ваши турне стали короче теперь, когда у тебя двое детей?
МО: Нет, хотя было бы неплохо. Я говорил с нашим менеджментом об этом после недавнего турне по США — оно длилось почти шесть недель, а это уже многовато для нас. Мы решили, что дольше четырёх недель наши турне длиться не будут, это предел. У нас было это шестинедельное турне, как я уже сказал. Мы планировали ещё одно большое турне, но эти планы сорвались, чему я даже рад. В общем, тяжело быть далеко от дома.
Q: Твоя старшая дочь понимает, чем занимается её отец?
МО: Да, Мелинда знает об этом. Я брал её с собой на репетиции перед этим турне. Она там танцевала и всё такое. Она знает, что я играю в группе, она знает остальных ребят, знает, чем они занимаются. Правда, она не совсем понимает, когда я звоню домой и говорю, что я живу, сплю в автобусе. А ещё там с Америкой большая разница в часовых поясах — когда она просыпается утром, в Америке только наступает ночь. Она не понимает, когда я говорю, что ложусь спать — она ведь только проснулась. Некоторые вещи она пока не понимает. Но она была на нескольких наших концертах.
Q: Думаешь, ей нравится ваша музыка?
МО: Да. Но в таком возрасте тебе нравится любая музыка.
Q: В прошлом интервью мы говорили о той кассете Петера Линдгрена. Что ты сейчас думаешь о том интервью?
МО: Я думаю, оно было очень… для поклонников оно… они очень положительно отреагировали на него. Некоторые говорили, что это лучшее интервью, что они видели. Оно было таким открытым. Я тогда был очень уставший и, думаю, просто не ожидал твоих вопросов. И я не ожидал, что захочу на них ответить. Но я ни о чём не жалею. Я не думаю, что я выставил Петера в плохом свете. Это было хорошее интервью.
Q: Да, ты участвовал в обсуждении интервью на форуме. А с Петером ты об этом говорил?
МО: Нет, но я думаю, он его посмотрел. У него недавно тоже взяли интервью — на видео, правда, не снимали. Я думаю, он посмотрит его, но я не думаю, что его там что-то удивит. Мы уже говорили с ним об этом.
Q: Вы с ним ещё общаетесь?
МО: Да, но редко, потому что я очень занят. Мне вообще трудно поддерживать связь с кем-либо — иногда даже со своей семьёй. У меня интервью, всё такое… кстати, прямо сейчас моя младшая ложится спать. На гастролях трудно поддерживать связь с кем-либо. Мой единственный приоритет в этом плане — семья.
Q: Приятно слышать, что ты не жалеешь о том интервью.
МО: Да нет, правда, я думаю, это было хорошее интервью.
Q: Ваш новый сингл называется Burden, верно? Где ты начал писать эту песню?
МО: Эта идея у меня появилась, когда я был в Турции. Я слушал в плеере Scorpions.
Q: А что за песню?
МО: Это была песня Living and Dying с альбома In Trance. У них был этот дух семидесятых, классическое звучание баллад. Это были не те пауэр-баллады, которые они стали играть позже — вроде Still Loving You. У неё было такое архаичное настроение, я подумал: Я должен написать песню вроде этой. Может, неоригинальную, но всё же хорошую большую песню с цепляющим вокалом.
Q: С чего ты начал эту песню? Какие-то стихи или аккорды?
МО: Сначала был куплет — я сыграл эти аккорды… не знаю, почему именно эти. Я даже не знаю, как они называются, если честно. Да, началось всё с куплета — по большому счёту, он делает всю песню. Я сразу понял, что эта песня не должна быть агрессивной. Она должна быть такой, какая она есть.
Q: Да, это настроение.
МО: Да-да. Для таких песен достаточно придумать классный куплет. Ты берёшь аккорды и продолжение напрашивается само собой.
Q: А ты не хотел вставить какие-то агрессивные моменты в эту песню?
МО: Нет. У нас было достаточно злых моментов на альбоме, а эта изначально задумывалась такой.
Q: О чём эта песня?
МО: Ох… я не хочу говорить о стихах.
Q: Просто, по-моему, смысл там не лежит на поверхности.
МО: Ну, я никогда не писал поверхностных текстов… нет, у меня есть некоторые стихи с очевидным смыслом, но эти я не мог сделать такими. Я хотел кое-что написать, но… если бы я написал то, что думал, это было бы слишком мрачно. Поэтому там много метафор. Я всегда их использовал, с самого начала. Они делают стихи интереснее, красивее… это становится ближе к настоящей поэзии. Мне повезло, что у меня было чёткое представление, о чём будет та или иная песня. Мне просто пришлось быть осторожнее, потому что я не хотел, чтобы все поняли, о чём эти песни, ха-ха. В конце концов, не так уж важно, что та или иная песня значит для меня. Каждый понимает по-своему.
Q: А люди не говорили тебе, что значит Burden для них?
МО: Нет, не говорили. Настроение важнее, по-моему. Музыка, как и тексты, создаёт настроение. Стихи могут быть о чём угодно, а люди всё равно будут соотносить их с какими-то событиями в своей жизни. Многие говорят, что эта песня просто сопливая, ха-ха!
Q: Сопливая? Ха-ха!
МО: Но ведь эти стихи не были официально опубликованы. Мы же зашифровали их в буклете — это был такой прикол. И они нигде не появлялись… по крайней мере, для широкой аудитории. Фанаты расшифровали тот код, но результат не так легко найти. Я видел некоторые версии и они оказались неправильными.
Q: Я записал несколько строк. Просто скажи, правильный ли это вариант. Это последний куплет Burden, мне он нравится больше всего: If death should take me now, count my mistakes and let me through, whisper in my ear, we've taken more than we've received, and the ocean of sorrow is you.
МО: Да, это верно.
Q: Я могу спросить, что это значит?
МО: Нет. Ну, ты можешь спросить, но я не отвечу, ха-ха.
Q: Может, это что-то вроде завещания?
МО: Ну, может… некоторые песни — Burden связана с Hessian Peel. И немного с Porcelain Heart. Но больше с Hessian Peel. Я написал эти стихи об одном человеке, которого я знал. Он покончил жизнь самоубийством.
Q: Когда ты об этом узнал?
МО: Я узнал об этом, когда мы были в студии. Мне позвонили… я встречался с этой… это была девушка, мы с ней встречались некоторое время. Давно это было.
Q: Ты общался с ней?
МО: Нет, я давно её не видел. Мы уже не были друзьями, мы расстались давно… почти 12 лет назад. Мы были вместе некоторое время, но с тех пор я с ней почти не общался. Мне рассказывали, как она поживает, но мы с ней совсем не общались.
Q: Вы давно не общались — разве это не облегчило твоё сожаление о её кончине?
МО: Нет-нет, это не… я не хочу много говорить об этом. Я знал, что происходит у неё в жизни, хотя мы с ней не виделись, но…
Q: У неё была депрессия?
МО: Да, она была депрессивным человеком. Но я слышал… знаете, там не было уверенности, самоубийство это было или несчастный случай. Это одна из таких вещей… это странно, когда люди, которых ты знал, умирают. Каждый раз, когда в моей жизни умирали люди, я писал об этом стихи. Deliverance и Damnation появились, когда погибла моя бабушка… и мой дед. А Morningrise — когда умер другой мой дед. The Night and the Silent Water написана о нём. Разумеется, я не считаю, что это хорошо — О, наконец-то у меня появилось вдохновение. Но это всегда вдохновляло меня. Я знал о ней кое-что, и это сближало меня с ней. Это… как бы сказать… мне было легко выразить это в словах.
Q: Потому что ты знал её, да?
МО: Я знал, да… когда она умерла, я уже не знал её. К тому моменту мы уже не общались.
Q: А что для тебя значит смерть? Ты сказал, что тебя вдохновляет смерть знакомых людей. Это не заставляет тебя думать о своей смерти?
МО: Нет, не особенно, если честно. Я больше стал думать об этом, когда у меня появились дети. Я стал заботиться о своей жизни и переживать, как бы чего не случилось с детьми. В таких случаях становишься осторожнее. Я не хочу сказать, что боюсь смерти как таковой — просто я хотел бы умереть уверенным, что с моими родными всё будет в порядке. Я имею в виду тех, для кого я что-то значу, понимаешь? Но что касается смерти моих близких — мне страшно даже подумать об этом. Такие мысли убивают меня, это просто ужасно для меня.
Q: Ту девушку ты знал, но её смерть не была для тебя такой уж ужасной, верно?
МО: Да, мы ведь с ней не говорили долгие годы. Я не могу сказать, что безумно грустил по ней — я её уже почти не знал. Это было неожиданно для меня, и я вдруг начал писать — так и вышли эти строки. Я как будто писал от её лица.
Q: Её близкие знают, что эта песня о ней?
МО: Нет. Я просто не знаком с ними. Мы были вместе слишком давно. Я знаю нескольких людей, которые были с ней знакомы. Мы все созвонились в тот день. Но это всего три-четыре человека, я с ними не так уж часто общаюсь.
Q: Ты сказал, что написал песню от её лица. Это было странно для тебя?
МО: Просто я знал о ней кое-что, что нас сближало.
Q: Что, например?
МО: Нет, я не хочу об этом говорить. Ты и так достаточно из меня вытянул, ха-ха!
Q: Последний вопрос о клипе. Почему вы сняли его в Ванкувере?
МО: Просто мы находились там в тот момент. Там было… по-моему, всё получилось классно, просто всё было сделано в последний момент. Они искали место, чтобы снять играющую группу. Мы хотели подождать, пока вернёмся домой, но они привезли нас в театр в Ванкувере, Vogue Theatre. Там работали какие-то знакомые режиссёра и продюсера, так что мы просто сняли там выступление группы.
Q: Тебе понравился результат?
МО: Да! По-моему, клип красивый. Он хорошо подходит под настроение песни.
Q: Что ж, интервью подошло к концу. Снова спасибо, что уделил мне время!
МО: Тебе спасибо!
Q: Увидимся в следующем году или через год.
МО: Да, я не знаю, когда мы к вам ещё заедем. Может, на какой-нибудь фестиваль.
- faceculture — https://www.youtube.com/watch?v=ZUMftFNQ5dU
